Архангелы Сталина - Страница 48


К оглавлению

48

— Связи подключи, — посоветовал Акифьев. — Помнится, на соседних нарах сидючи, рассказывал мне про Жаботинского.

— Сиониста? — Уточнил Сталин.

— Да, — печально подтвердил Сагалевич. — Это мой внучатый племянник. Со стороны двоюродной сестры третьего мужа свекрови тёти Двойры Гогенцоллерн. Той, что замужем за Эдмоном де Рокфеллером.

— Вот пусть они и поспособствуют. Оба. Но я денег не дам. Так что, прекращайте жаловаться на Гавриила Родионовича, и выполняйте задание партии. Мне, почему-то, думается, что к 17 съезду ВКП(б) вы должны доложить о её исполнении.

Иосиф Виссарионович махнул рукой на прощанье и шагнул на трап.

На горизонте постепенно пропадали чёрные дымки. Вот и проводили товарища Сталина. Вроде мелочь (нет, проводы мелочь, а не Иосиф Виссарионович), а что-то грустно стало. Будто опустел "Челюскин". Хотя, так оно и есть. Вождь отправился в заграничное турне, прихватив с собой для представительности академика Шмидта. И отец Алексий ушёл с ними, убеждать пребывающий в невежестве буржуазный мир в религиозности и христолюбивости советской власти.

В качестве почётного караула, пришлось отдать всех конвойных красноармейцев, для которых трое суток шились новые парадные мундиры. Завхоз Могилевский чуть ли не плакал, выдавая портным хромовую кожу. Жалел — как свою. Но что поделать, охрана советского правителя должна соответствовать сложившимся на западе стереотипам. Сказано, что должен быть комиссар в кожаной куртке, фуражке с громадной звездой и маузером на боку — вынь да положь. По-другому не поймут. Европа-с.

Два дымка ушли южнее. Наверное, ушли, потому что уже давно скрылись из виду. Это "Пижма", под охраной норвежского эсминца, повезла ценные научные кадры в Мурманск, где их будет ждать поезд до Москвы или Нижнего Новгорода. М-да…, никак не привыкну к новому названию. Какому болвану пришло в голову назвать город Горьким? Или название под качество жизни подгоняли?

Правда, не стоит критиковать других. Сам пенёк пеньком, только мхом не оброс. Что делать — непонятно. Куда плыть — неизвестно. До Северного Полюса проще на лыжах дойти, чем протаскивать в редких полыньях нашу посудину. Другой вопрос — а что нам делать на макушке Земли? Установить очередной рекорд, а потом героически дожидаться спасения? Для чего? Ради славы и престижа страны? Думаю, не велика слава — утопить корабль, предварительно заморозив его во льдах. Конечно, это неплохой рекламный ход для продвижения имиджа советского народа, как самого мужественного и решительного. Не ждущего милостей от природы. Для толпы. Более умный человек задумается, а нахрена же было посылать "Челюскин" в такую пору? Да, козёл отпущения уже найден. Даже целое стадо. Но мне-то от этого легче не стало.

Вот уж, в прямом смысле, болтаемся между небом и землёй. Куда дальше? Распоряжение вышестоящего начальства никто не отменял. Плюнуть на всё, как предлагает Израил, и полностью включиться в местную жизнь? Принять предложенные Сталиным должности, мундиры, кабинеты с видом на Кремль? Кстати, Лаврентий Павлович уже не один десяток лет на здание английского посольства облизывается.

Тоже вариант. Один из многих. Жалко, что посреди моря нельзя поставить камень с надписями. Сесть бы сейчас на коня, почесать макушку под харалужным шлемом, и, как в старые времена, долбануть палицей по мудрым рекомендациям. Да чтобы осколки брызнули. Но нельзя, дисциплина-с. Мать её….

Вопрос времён и народов. Пойти в никуда, с сомнительной целью. Или вернуться в Мурманск, как настоятельно рекомендовал Иосиф Виссарионович, ссылаясь на катастрофическую нехватку квалифицированных кадров? Этическая проблема вмешательства с чужой мир, меня не слишком беспокоит, что бы там не наговаривал напарник. И не такое видеть приходилось. Но ведь припашет же, злыдень усатый, по полной программе. Тут мы кто? Самые главные начальники. Хочешь на мостике ценные указания раздавай, а лениво — так из каюты можно сутками не вылезать. Слова никто не скажет. А там работать придётся. Вы видели работающего архангела? Вот, и я не видел. Даже в зеркале.

Увлёкшись душевными терзаниями и мыслями о тяжкой нашей доле, я все же почувствовал чужое присутствие. Берия неслышно подошёл и встал в метре от меня, облокотясь на леер.

— Тяжкие раздумья, Гавриил Родионович? — Усмехнулся Лаврентий. — Прямо как у диссидента перед супружеским ложем.

— Это как?

— Ну, как сказать? Лечь в постель, подозревая собственную жену в работе на КГБ, и, тем самым доказать своё превосходство над коммунистическим режимом. Или пойти на кухню, и переписывать от руки журнал "Посев", отомстив тирании снижением рождаемости.

— А третий вариант?

— Для нас или для него?

— Нет, для Карла Маркса! — Я повысил голос.

— А разве у нас они раньше были? — Ничуть не обиделся Берия.

— Ты думаешь…?

— Мы же русские люди, Гавриил Родионович.

— Не люди, Лаврентий.

— Ну и что? От этого что-то меняется?

— Значит…?

— Изяслав Родионович тоже согласен. Даже шампанское приготовил. Вот, слышишь? Пробка хлопнула.

Комбриг Раевский сам появился на палубе, но без бутылки. Он быстрым шагом шёл нам навстречу, причём выражение лица представляло некоторую растерянность и недоумение.

— Товарищи, у нас ЧП.

— Что такое?

— Боцман застрелил Белецкого. Только что. На дуэли.

Глава 15

И пускай перед злыми химерами

Мир забылся в тупом полусне…

Я люблю, исповедаю, верую

Не за страх, а за боль, что во мне.

48